Жан-Поль Монген об «Опытах теодицеи» Лейбница, множестве миров и зелёной палочке Льва Толстого.
Проблема зла в классической философии формулируется так: если бесконечно благой и всемогущий бог создал этот мир, — почему существуют, например, комары? То есть бесконечно благой бог может иметь только благую цель, а если он всемогущ, то обладает средствами произвести это лучшее в реальности. Но почему тогда существуют комары? Равно как землетрясения, голод, смерть?
Одна из самых известных попыток разрешения этой проблемы принадлежит Лейбницу в его «Опытах теодицеи». Понятие «теодицеи» происходит из греческого — справедливость по отношению к богу, то есть речь идёт об оправдании бога или о божественной справедливости. И в конце «Опытов теодицеи» Лейбниц рассказывает забавную историю — это история о ребёнке по имени Теодор, то есть дар бога. И вот он отправляется на встречу с Юпитером, царём богов, в его храм, где ассистирует во время жертвоприношений. И находясь в храме Юпитера, он слышит, что к Юпитеру приходит Тарквиний Секст, которому предсказано, что он станет ужасным императором Тарквинием Гордым. Тарквиний спрашивает Юпитера о своей судьбе, и Аполлон открывает ему, что тот будет самым ужасным царём, какого только знали люди, похоронит красавицу Лукрецию и сам умрёт насильственной смертью. Тарквиний, разумеется, начинает жаловаться: «Я принёс тебе дары, о прекрасный Аполлон, а ты пророчишь мне такую страшную участь». На что Аполлон отвечает: «Мне приятны твои дары, мой друг, но я исполняю твою просьбу — предсказываю будущее. Не я заставляю его сбыться, это Юпитер осуществляет его, определяет».
И Тарквиний обращается к Юпитеру: «О великий бог, почему ты наделил меня душой злодея и убийцы, которая приведёт меня к такой участи? Ты могли бы дать мне душу доброго правителя». На что Юпитер отвечает: «Откажись быть царём, и с тобой все будет хорошо». Пристыженный тем, что не может совершить подобную жертву, Тарквиний уходит из храма навстречу судьбе, которую мы хорошо знаем. Тогда Теодор выходит из укрытия и спрашивает Юпитера, царя богов, замирая от страха, разумеется: «О, Юпитер, царь богов, я не понимаю, почему вы не исполнили просьбу Тарквиния? Вы легко могли бы дать ему душу царя-философа и благодетеля! Почему вы желаете, чтобы этот человек стал преступником?
Юпитер отвечает ему, как и полагается отвечать богам, то есть шелестом листвы у храма. Он приглашает его встретиться со своей дочерью Афиной, богиней мудрости, в её святилище в Афинах. Итак, Теодор едет в Афины, находит богиню Афину, которая ждёт его у ворот совершенно удивительного дворца, который называется Дворец Судеб, потому что он вмещает все возможные миры. То есть не только настоящий мир, но все миры, которые Юпитер мог бы создать... тут есть и миры, очень близкие нашему, и совершенно непохожие на него... например, мир, где я в красной рубашке и синих брюках, мир, где мы умеем летать, мир, где мы постоянно занимаемся философией и ходим в купальниках. Нелепые или странные миры, все они тут, как в своего рода библиотеке, объясняет Лейбниц.
Каждая книга в такой библиотеке соответствует какой-то точке зрения на мир, и если мы хотим рассмотреть детали, которые эта точка зрения нам предлагает, достаточно прикоснуться к той или иной строке... Это предтеча гиперссылок фактически, потому что в одной строчке происходит детальное погружение в этот мир... И Теодор некоторое время путешествует по этим мирам, превращаясь то в музыканта, то в бандита, то... я не знаю... в динозавра ... можно вообразить все, что угодно... и понимает, что перед ним бесконечное множество миров, и чем ниже этаж дворца, тем их больше, но они всё более странны и бедны... А если двигаться наверх, миров все меньше — дворец имеет форму пирамиды, и когда Теодору удаётся подняться на вершину, он обнаруживает лишь один мир, но настолько прекрасный, что лишается чувств от счастья. Богиня Афина будит его и объясняет, что это за мир — он понимает, что этот чудесный мир, где он находится, — самый прекрасный из миров, на вершине пирамиды возможных миров — это настоящий мир, в котором мы живём, вы и я. Если Юпитер его создал, так только потому, что он умножает его славу, потому что в целом он самый прекрасный из всех, и если мы увидим его красоту величие в целом, мы можем, подобно Теодору, упасть в обморок от восхищения.
В этом сюжете Лейбниц уподобляет наш мир прекрасной картине: каждый мазок, цвет, событие делает картину прекрасной; один тон темнее, другой светлее, не только один наш любимый цвет — все они вместе составляют красоту картины. И мы не можем судить о картине, рассматривая лишь один мазок, сделанный художником. Выходит, что мир — это шедевр, но этот шедевр нужно познавать свободно от очень ограниченной точки зрения, нашей точки зрения, когда в нашей системе отсчёта то или иное представляется нам как зло. Если тут возникает зло, то оно является таковым лишь по отношению к высшему благу, в игре причин и следствий. Таким образом, если есть болезнь, смерть, трагические происшествия, согласно Лейбницу, мы можем убедиться в том, что все это к лучшему. Он говорит, что Юпитер время от времени возвращается в эту пирамиду, чтобы снова выбрать мир, который он создал, содержащий в себе, как он говорит, все возможности. Этот оптимизм Лейбница — что все зло в конечном счёте во благо — встретил много возражений и критики. Но, на мой взгляд, был неверно истолкован или утрирован. Особенно во Франции, где Вольтер, который, конечно, прекрасно всё понимал, будучи достаточно желчным, мерзко и глупо высмеял его в философской повести «Кандид» в фигуре доктора Панглосса, который бесконечно радуется происходящим катастрофам: «Ах, это к лучшему, это к лучшему!» Понятно, что это не учение Лейбница. Учение Лейбница я бы осмелился назвать почти мистическим. Оно заставляет вспомнить о духовной позиции философских школ античности, которая состоит в том, что мы можем примирить нашу волю с тем, что с нами случается, понимая, что этого желает бог и что это — лучшее.
Сегодня мы считаем... И я говорю от своего имени тоже — я не думаю, что мы можем производить подобную аргументацию в отношении трагедии смерти ребёнка... и если... на мой взгляд... классическая философия в определённой степени сбилась с пути в этом стремлении защитить добрую волю и всемогущество Бога, то во многом по причине не совсем верного толкования всемогущества... Латинский термин omnipotentia — это перевод греческого термина pantokrator... В греческом термине... в этом понятие kratein присутствует скорее в смысле любви, можно сказать... А не в смысле систематического вмешательства Бога в цепь событий, происходящих в мире, в котором он проявлял бы своё всемогущество... Я думаю, что бог Отцов Церкви, это бог который поддерживает мир, и в то же время страдает вместе с ним... это возвращает нас к вопросу проблемы зла — почему существует зло в мире, который бог создаёт с любовью?
Вчера я посещал усадьбу Толстого недалеко от Тулы, и я узнал эту историю — я не знал её раньше. Брат Толстого, Николай, когда он был мальчиком, рассказал... или сочинил для Толстого своего рода сказку. Он сказал ему, что секрет всеобщего счастья вырезан на волшебной палочке. И эта волшебная палочка — зелёного цвета, стоит уточнить, — закопана на краю оврага, недалеко от усадьбы Толстого. Столетием позже Толстой пожелал, чтобы его похоронили на краю этого оврага. Пожелал, чтобы его могила была рядом с этой волшебной палочкой, придуманной его братом, когда он был ребёнком. Так что для разрешения проблемы зла возможно стоит обратиться к Толстому.