Я бы хотел поговорить о понятии основания. О положении об основании. Сегодня основание переживает не лучшие времена. Худшие времена, я бы даже сказал. Даже те, кто вроде бы ратует за метафизический оптимизм, за возвращение в той или иной форме вопроса об абсолюте, об истине, за возобновление философии, за то, чтобы сделать её великой снова, как спекулятивные реалисты, как Мейясу. Так вот даже для этих людей положение об основании остаётся главным врагом. Тот же Мейясу, например, однозначно это говорит. Мне же кажется, что основание — это тот плацдарм, который необходимо захватить если мы действительно хотим по-настоящему преодолеть метафизику. И то, что я сейчас скажу можно рассматривать в качестве наброска стратегии по захвату этого плацдарма.
Для того, чтобы захватывать, нужно понять, что это такое. И тогда станет ясно почему его необходимо захватить, не оставлять в руках врага. Вопрос об основании связывается прежде всего с тремя именами. С двумя очевидно — это Лейбниц и Хайдеггер. С третьим гораздо менее очевидно, а именно с Делёзом. Но я убеждён, что книга Делёза «Представление Захер-Мазоха», и это можно продемонстрировать, представляет из себя криптокомментарий к «Положению об основании» Хайдеггера. У Хайдеггера есть ранний текст, который называется «Закон об основании», есть поздний цикл лекций, который называется «Положение об основании». Хайдеггера эта проблема занимала всю жизнь. И там он комментирует, прежде всего, лейбницианский принцип достаточного основания, утверждая, что он на самом деле скрыто господствует во всей истории метафизики. Я думаю, что таким важным моментом в захвате основания, является прояснение того, что книга Делёза про Мазоха, которая вроде бы совсем не занимается проблемой основания, — это своего рода криптокомментарий к поздним лекциям Хайдеггера «Положение об основании». И две автономные стратегии или две автономные перверсии, о которых Делёз говорит в этом тексте — садизм и мазохизм — это, на самом деле, два способа обосновывания, два способа выявления основания как той силы, что настаивает в настаивающем. И Делёз делает так же окончательный шаг в том, чтобы понимать вопрос об основании — именно как вопрос о том, что навязывает себя в том, что навязывает себя. Благодаря чему навязчивое, повторяющееся, возвращающееся обладает вот этой вот способностью себя навязывать.
Основание — это то, что мешает нам иметь дело с бытием.
В классическом виде принцип достаточного основания формулируется Лейбницем как «nihil est sine causa»,
Конечно то, что я сейчас говорю, это уже некоторая интерпретация хайдегерровского положения об основании, но интерпретация достаточно обоснованная. Шаг, который позволяет эту интерпретацию полностью развернуть, делает как раз Делёз. Он на самом деле ставит вопрос об основании, его интересует этот вопрос. У Делёза был курс про проблему основания ещё в лицее, где он преподавал, за несколько лет до того, как он напишет книгу про Мазоха. У него был курс, который назывался «Проблема основания от Лейбница до Хайдеггера». Делёз ставит эту проблему как проблему того, что даёт трансцендентальному принципу способность быть принципом. То, что даёт закону, определяющему как функционирует всё поле данного, силу его законности. В книге про Мазоха Делёз всё это формулирует в психоаналитических терминах, но мне сейчас это кажется менее существенным. Существенно то, что Делёз понимает это как ту силу, которая действует в принципе удовольствия,
Почему я сейчас вижу перед собой эту камеру, а вы сейчас сидите перед экраном и видите меня?
Инстинкт смерти,
Мне кажется, нужно добавить ещё две вещи, и на этом я закончу. Одна связана с тем, что вот эта вот хайдеггеровское, а отчасти и делёзовское, понимание настаивания/основания остаётся всё же достаточно ограниченным по сравнению с лейбницианским. Если основание — это то, что настаивает в настаивающем, то у Хайдеггера получается, что это настаивание локализовано на каких-то дальних границах того, что дано непосредственно в опыте, оно определяет границы возможного опыта. Но не совсем понятно, что происходит с содержанием самого опыта. Оно определяет то, что я, например, буду воспринимать существующее так, как его воспринимает новоевропейское математезированное естествознание — как доступное счёту, гомогенное, однородное и т.д. Можно ли продолжить вопрос об основании, спросив о том, что вообще заставляет именно эти математизированное сущее попадать в поле моего имения с ними дела, в поле моего зрения, в поле моего обращения с ними? Иными словами, почему я сейчас вижу перед собой эту камеру, а вы сейчас сидите перед экраном и видите меня? Можно ли вообще говорить о какой-то силе настаивания, которая всё с одной стороны вводит, а с другой выводит, которая это всё время как-то толкает? Я думаю, что это как раз возвращение к лейбницианскому изначальному смыслу постановки вопроса проблемы обоснования. Об основании того, что происходит с каждой из монад не имеющей окон,