Если прослеживать жизнь Делёза, то в ней были разные периоды. Могу сказать, что были очень интенсивные моменты и проекты, всегда связанные с идеей философской дружбы, как он сам это называл. Но если в начале он дружит с умершими авторами: Прустом, Спинозой, Ницше, Юмом. Такая философская дружба с авторами, которая порождает отклонение от того, что сложилось в философском институте как прочтение этих авторов. То потом у Делёза возникает понимание, что для практики собственного письма, для практики экспериментирования в философии нужна очень конкретная дружба. Нужно разделять этот опыт с кем-то. И он находит Гваттари, то есть они находят друг друга. И потом, когда он перестаёт работать с Гваттари, последний период жизни окрашен ещё одной дружбой — с Франсуа Шатле, которого Делёз постоянно навещал перед смертью в его квартире в Париже. И с Франсуа Шатле он друг не в философии, хотя Шатле сам историк философии и левый активист, и коммунист, а скорее — дружба в смерти. Как известно, Делёз написал перед самоубийством: «Я не хочу умереть как Франсуа». Это философия, которая не терпит не то, что смерть, смерть в ней является фактором жизни, фактором «я живу», но не терпит страдания. Страдания унизительны в этой философии. Это атеистическая философия. В этом она трудна. И в этом Делёз опять же, благодаря тонкому наблюдению Фуко, очень схож с Клоссовски. Возможно, это два человека, которые создали современную теорию атеизма. Атеизм очень трудная вещь. Он всегда находит способ опереться на квазирелигиозные представления. И Клоссовский с его интегральным атеизмом, и Делёз фактически создали вариант атеистической философии — это акт их дружбы, которая не была реальной, но оказалась виртуальной.
И когда я сегодня думаю о Делёзе — я не знаю, будет ли XX век назван веком Делёза. Для меня очевидно, что те, кто пытаются что-то делать в философии в XXI веке, не могут пройти мимо Делёза. И это видно по текстам, которые появились уже в XXI веке. И важно, что внутри самой философии — атеизм является её сердцем, сколь бы религиозной она не была. И Делез проводник этой нехитрой мысли.
