Олег Аронсон о заражении, инфекционной логике и работе Льва Толстого «Что такое искусство?».

Я бы хо­тел вве­сти как по­ня­тие то, что мож­но на­звать сло­вом за­ра­же­ние. Хотя у это­го сло­ва мо­гут быть и дру­гие мас­ки. Тер­мин за­ра­же­ние я беру на­пря­мую из ра­бо­ты Льва Тол­сто­го «Что та­кое ис­кус­ство?», где он, как из­вест­но, раз­ви­ва­ет свою тео­рию за­ра­же­ния. И, нуж­но ска­зать, что дол­гое вре­мя эта ра­бо­та ин­тер­пре­ти­ро­ва­лась чи­сто пси­хо­ло­ги­че­ски. И од­ним из пер­вых та­ких ин­тер­пре­та­то­ров был Лев Семе­но­вич Выгот­ский, ко­то­рый за­ра­же­ние ин­тер­пре­ти­ро­вал как пе­ре­да­чу эмо­ций от ав­то­ра к чи­та­те­лю, от ху­дож­ни­ка к зри­те­лю. И, надо ска­зать, что ход рас­суж­де­ний Тол­сто­го за­ча­стую даёт ос­но­ва­ния для та­кой ин­тер­пре­та­ции. Посколь­ку Тол­стой, как че­ло­век XIX века, об­ла­дал и язы­ком сво­е­го вре­ме­ни, и, есте­ствен­но, этот язык но­сил ха­рак­тер пси­хо­ло­ги­че­ских тео­рий. Тем не ме­нее, уже в са­мой ра­бо­те Тол­сто­го мы ви­дим со­вер­шен­но иное от­но­ше­ние к про­бле­ме за­ра­же­ния. И это не про­шло мимо вни­ма­ния чи­та­те­лей его вре­ме­ни, осо­бен­но за­пад­ных чи­та­те­лей, неко­то­рые из ко­то­рых на­пря­мую за­фик­си­ро­ва­ли, что Тол­стой рас­смат­ри­ва­ет ис­кус­ство как ин­фек­цию.

Итак, клю­че­вое сло­во в за­ра­же­нии — это ин­фек­ция. И ин­фек­ция — это со­вер­шен­но иной спо­соб пе­ре­да­чи ин­фор­ма­ции, пе­ре­да­чи опы­та, пе­ре­да­чи зна­ния, пе­ре­да­чи, ко­то­рая уже не пе­ре­да­ча, а вза­и­мо­дей­ствие. Когда мы стал­ки­ва­ем­ся с ин­фек­ци­ей? Мы стал­ки­ва­ем­ся с ин­фек­ци­ей в мо­мент, ко­гда воз­ни­ка­ют эпи­де­мии. И эпи­де­мия — это не про­сто важ­ное для XIX века сло­во.

Соб­ствен­но го­во­ря, на­у­ка эпи­де­мио­ло­гия на­чи­на­ет раз­ви­вать­ся в XIX веке, и ин­фек­ция ста­но­вит­ся очень важ­ным мо­мен­том по­ни­ма­ния того, что есть бо­лезнь. Конеч­но, есть це­лые ис­то­рии эпи­де­мий, свя­зан­ная с раз­ны­ми ти­па­ми за­ра­же­ний чу­мой или хо­ле­рой, ко­то­рая из­вест­на на про­тя­же­нии мно­гих ве­ков в Евро­пе. Но здесь я бы хо­тел об­ра­тить вни­ма­ние ско­рее на то, что на­зы­ва­лось пси­хи­че­ски­ми эпи­де­ми­я­ми. То есть ко­гда за­ра­же­ние про­ис­хо­дит не через пря­мой кон­такт с бо­лез­нью, а ко­гда бо­лезнь сама себя не яв­ля­ет.

Когда непо­нят­но по­че­му вдруг воз­ни­ка­ют пляс­ки свя­то­го Вит­та, или в Рос­сии сре­ди эпи­де­мий было очень по­пу­ляр­но кли­ку­ше­ство, на­при­мер. Это все часть того, как дей­ству­ет ин­фек­ция, и что не под­па­да­ло под ре­жим ра­цио­наль­но­го объ­яс­не­ния. Или на­уч­ный ра­зум не знал как это объ­яс­нить. В XIX веке воз­ник­ла идея вак­ци­на­ции и для та­ких бо­лез­ней как чума или хо­ле­ра были при­ду­ма­ны вак­ци­ны. И, в част­но­сти, это го­во­ри­ло о со­вер­шен­но дру­гом спо­со­бе от­но­ше­ния к бо­лез­ни, ко­то­рую нель­зя уни­что­жить, а надо с ней жить.

Меж­ду про­чим, это уже очень близ­ко и ло­ги­ке пси­хо­ана­ли­за, ко­то­рый учит нас, что нев­роз — это не то, что надо уни­что­жить, а то с чем надо на­учить­ся жить. То есть мы за­ме­ча­ем, что у ин­фек­ци­он­ной ло­ги­ки есть свое раз­ви­тие. И вот в пси­хи­че­ском за­боле­ва­нии, как не пы­та­лись, не мог­ли вы­де­лить этот ин­фек­ци­он­ный эле­мент.

И Тол­стой фак­ти­че­ски пы­та­ет­ся по­ка­зать, что та­ким ин­фек­ци­он­ным эле­мен­том, по край­ней мере, в куль­ту­ре, яв­ля­ет­ся ис­кус­ство. То есть для него ис­кус­ство — это то, что про­во­дит ло­ги­ку за­ра­же­ния лю­дей, то, что со­зда­ёт си­ту­а­ции общ­но­сти, по­то­му что за­ра­же­ние воз­мож­но не про­сто от од­но­го че­ло­ве­ка к дру­го­му. Зара­же­ние воз­мож­но, ко­гда уже сфор­ми­ро­ва­ны до­ста­точ­но боль­шие общ­но­сти лю­дей.

И ис­кус­ство, по Тол­сто­му, дей­ству­ет как ин­фек­ция толь­ко то­гда, ко­гда оно объ­еди­ня­ет лю­дей. Не разъ­еди­ня­ет, а объ­еди­ня­ет. Это он, кста­ти, на­зы­ва­ет хри­сти­ан­ским в ис­кус­стве. И что это зна­чит, если за­ра­же­ние вы­пол­ня­ет толь­ко функ­цию за­ра­же­ния лю­дей и ни­ка­кую дру­гую. Это зна­чит, что ми­ни­мум ис­кус­ства на­хо­дит­ся там, где го­то­ва сфор­ми­ро­вать­ся общ­ность. То есть вся кри­ти­ка Тол­сто­го: кри­ти­ка Шекс­пи­ра, Ваг­не­ра, Бод­ле­ра в ра­бо­те «Что та­кое ис­кус­ство?» за­клю­че­на в том, что это ис­кус­ство на­прав­ле­но на ин­тел­лек­ту­а­лов, эс­те­тов, на уз­кую груп­пу лю­дей, но не на общ­ность, ко­то­рая име­ет в себе опре­де­лен­ный вид то­таль­но­сти. По Тол­сто­му важ­но, чтобы за­ра­же­ние было уни­вер­саль­ным, чтобы при­сут­ство­ва­ла то­таль­ность.

В прин­ци­пе, в ка­ком-то смыс­ле, мож­но го­во­рить, что ин­фек­ци­он­ная ло­ги­ка дей­ству­ет как сти­хия, как-то, что неогра­ни­чен­но, как-то, что пре­вы­ша­ет воз­мож­но­сти вос­при­я­тия субъ­ек­та, как-то, что за­ра­жа­ет нас по­ми­мо на­шей воли, как это и про­ис­хо­дит в слу­чае кон­крет­ных эпи­де­мий.

Эта ло­ги­ка нам хо­ро­шо из­вест­на имен­но в XX веке. В ХХ веке этой ло­ги­ке со­от­вет­ству­ет ло­ги­ка Гол­ли­ву­да, на­при­мер. Его ло­ги­ка то­таль­но­сти, мас­со­во­сти и уни­вер­са­лиз­ма об­ра­зов, ко­то­рые долж­ны быть по­нят­ны каж­до­му и не долж­ны ни в коем слу­чае со­зда­вать для себя ло­каль­ных ауди­то­рий, к чему стре­мит­ся ис­кус­ство в тра­ди­ци­он­ном его по­ни­ма­нии. В этом смыс­ле мож­но ска­зать, что за­ра­же­ние, ко­то­рое вво­дит Тол­стой, оно мо­жет быть ин­тер­пре­ти­ро­ва­но анти-пси­хо­ло­ги­че­ски как опре­де­лен­ный со­ци­аль­ный эле­мент, ин­фек­ци­он­ный эле­мент жиз­ни внут­ри со­ци­у­ма. То есть это дей­ствие жиз­ни внут­ри со­ци­у­ма.

Это то, что он про­ти­во­по­став­ля­ет лю­бой слож­но­сти и изыс­кан­но­сти про­из­ве­де­ний для це­ни­те­лей в ка­че­стве тех куль­тур­ных объ­ек­тов, ко­то­рые не име­ют ав­то­ра и даже не мо­гут на­звать­ся про­из­ве­де­ни­я­ми. То, что он в первую оче­редь про­ти­во­по­став­ля­ет — это на­род­ное пе­ние, или, как он го­во­рит, «пе­ние баб»: ко­гда я слу­шаю и не могу не вклю­чить­ся в та­нец. Это иде­ал ис­кус­ства по Тол­сто­му, но это, од­нов­ре­мен­но, мож­но рас­смат­ри­вать и как эф­фект мас­со­вой куль­ту­ры, к ко­то­ро­му мы все­гда от­но­сим­ся с лег­ким со­мне­ни­ем или недо­ве­ри­ем, или кри­ти­че­ски, ле­лея в себе свою уни­каль­ность.