Возмущение знака. Культура против трансценденции

Елена Петровская

ISBN 978-999999-1-00-1

Common place, — 2019 г.
Публикуем фрагмент «От Земона к Варбургу и обратно: динамика энграммы» из новой книги Елены Петровской «Возмущение знака. Культура против трансценденции», посвященный влиянию теории биолога-эволюциониста Рихарда Земона на работы немецкого искусствоведа.

От Земона к Варбургу и обратно: дина­мика энграммы

Среди авто­ров, вдох­нов­ляв­ших Варбурга, особое место принад­ле­жит его совре­мен­нику Рихарду Земону, биологу-эволю­ци­о­ни­сту, кото­рый изоб­рёл и обос­но­вал проци­ти­ро­ван­ное выше поня­тие энграммы. Следует отме­тить, что труды Земона нахо­дили отклик у разных интел­лек­ту­а­лов начала ХХ века (так, упоми­на­ние энграммы встре­ча­ется в рабо­тах С.М. Эйзенштейна), а повтор­ное откры­тие на деся­ти­ле­тия забы­того учёного проис­хо­дит у нас на глазах в связи с бурным разви­тием нейро­био­ло­гии. Не имея возмож­но­сти изла­гать здесь в подроб­но­стях его теорию, огра­ни­чусь указа­нием на те её моменты, кото­рые кажутся мне важными для интер­пре­та­ции исто­рии искус­ства, как она откры­лась Варбургу. Не будет преуве­ли­че­нием сказать, что Варбурга волнует след, остав­ля­е­мый в памяти предель­ным опытом — то, что он и назы­вает «отпе­чат­ком» (в его рабо­тах не раз встре­ча­ется мета­фора чеканки монет (Vorprägung) — именно так, по Варбургу, запе­чатле­ва­ются аффекты). Но и в центре внима­ния Земона стоит проблема памяти — он активно поль­зу­ется такими поня­ти­ями, как «мнема», «мнеми­че­ский след». Только охва­ты­ва­е­мый им гори­зонт гораздо шире, чем память чело­ве­че­ская: его инте­ре­сует посто­янно сохра­ня­е­мая в орга­низ­мах реак­ция на имев­шее место времен­ное раздра­же­ние, притом что орга­низмы могут быть как высшими, так и простей­шими и вклю­чают расте­ния, живот­ных и людей. Иными словами, речь идёт о способ­но­сти всего живого не просто подвер­гаться воздей­ствию, но удер­жи­вать в себе след этого воздей­ствия, а именно «устой­чи­вое, хотя и изна­чально скры­тое видо­из­ме­не­ние в раздра­жи­мой субстан­ции, вызван­ное раздра­жи­те­лем...». Такое видо­из­ме­не­ние Земон и опре­де­ляет как энграмму.

Очевидно, что внима­ние Варбурга сосре­до­то­чено не столько на самой проце­дуре отпе­ча­ты­ва­ния, сколько на том, каким обра­зом энграмма может быть заново вызвана к жизни. Ведь именно это «сохра­ня­е­мое в памяти насле­дие» (хотя, признаться, весьма специ­фи­че­ского толка) и способно ожив­лять формы, кото­рые в против­ном случае оста­ва­лись бы пустой оболоч­кой, заим­ство­ван­ной из других изоб­ра­зи­тель­ных тради­ций. И здесь теория Земона оказы­ва­ется неза­ме­ни­мой. Его поня­тие энграммы необ­хо­димо допол­нено другим — поня­тием экфо­рии, под чем подра­зу­ме­ва­ются «воздей­ствия», выво­дя­щие мнеми­че­ский след из латент­ного состо­я­ния в состо­я­ние прояв­лен­ной актив­но­сти, то есть его буквально «пробуж­да­ю­щие». Выражаясь более привыч­ным языком, речь идёт о меха­низ­мах извле­че­ния памяти, в изуче­нии кото­рых Земон и опере­дил почти всех своих совре­мен­ни­ков. Он форму­ли­рует два закона, объяс­ня­ю­щие действие энграммы. Согласно первому, «все одновре­менно возни­ка­ю­щие в наших орга­низ­мах возбуж­де­ния <…> обра­зуют связ­ный одновре­мен­ный комплекс возбуж­де­ний, кото­рый в каче­стве тако­вого действует энгра­фи­че­ски, иными словами, остав­ляет позади себя связ­ный и настолько же целост­ный комплекс энграмм (engram-complex)». Это поис­тине универ­саль­ная модель, пригод­ная для всех живых существ. Из неё следует, что отдель­ные собы­тия (комплексы возбуж­де­ний) порож­дают свой собствен­ный комплекс энграмм. А это помо­гает понять такие психо­ло­ги­че­ские фено­мены, как эффекты повто­ре­ния и узна­ва­ние.

Второй закон посту­ли­рует, что «частич­ное возвра­ще­ние энер­ге­ти­че­ской ситу­а­ции, кото­рая закре­пила себя энгра­фи­че­ски, воздей­ствует в экфо­ри­че­ском смысле на одновре­мен­ный комплекс энграмм». Под «энер­ге­ти­че­ской ситу­а­цией» Земон пони­мает сово­куп­ность внеш­них и внут­рен­них воздей­ствий, кото­рым одина­ково подвер­жен орга­низм. За приве­дён­ной несколько техни­че­ской форму­ли­ров­кой спря­тано суще­ствен­ное наблю­де­ние: возвра­ще­ние отдель­ного элемента одновре­мен­ного комплекса ощуще­ний, то есть его частич­ное возвра­ще­ние, акти­ви­зи­рует осталь­ные элементы, способ­ствуя возвра­ще­нию всего комплекса цели­ком. Поскольку же энграммы мыслятся как отдель­ные, множе­ствен­ные и каче­ствен­ные обра­зо­ва­ния, то должен суще­ство­вать меха­низм, отве­ча­ю­щий за их взаи­мо­дей­ствие. Для Земона таким меха­низ­мом явля­ется так назы­ва­е­мая гомо­фо­ния, «согла­со­ван­ное действие тесно связан­ных между собой мнеми­че­ских и изна­чаль­ных возбуж­де­ний...». Причём «созву­чие» возни­кает между разного рода элемен­тами: двумя изна­чаль­ными ощуще­ни­ями, между изна­чаль­ным и мнеми­че­ским ощуще­нием, нако­нец, между двумя мнеми­че­скими ощуще­ни­ями. Именно подоб­ный «прин­цип резо­нанса» и позво­ляет объяс­нить, как проис­хо­дит извле­че­ние памяти (то есть воспро­из­ве­де­ние), если отка­заться — как это смело делает Земон — от ассо­ци­а­тив­ных теорий.

А теперь вернёмся снова к Варбургу. Сказать, как именно на него повлиял Земон, невоз­можно, да и, пожа­луй, к этому не стоит стре­миться. Вместо этого обра­тимся заново к «форму­лам пафоса» и посмот­рим, какова их роль в изоб­ра­же­нии. Современ­ные искус­ство­веды прекрасно отдают себе отчёт в том, что это фигуры заме­сти­тель­ные. Вакханка, внед­рён­ная в контекст ренес­санс­ного искус­ства, должна поме­нять своё обли­чье, и так оно и проис­хо­дит — её экста­ти­че­ское движе­ние повто­ряет опла­ки­ва­ю­щая Иисуса Христа Магдалина. Однако такая «дина­мо­грамма» не может не вызвать разрыв в симво­ли­че­ском порядке самой еван­гель­ской исто­рии. В резуль­тате пред­ла­га­ется интер­пре­ти­ро­вать «дина­мо­грамму» в духе возвра­ще­ния вытес­нен­ного или, проще, симп­тома по Фрейду. Автор этой концеп­ции Жорж Диди-Юберман пыта­ется рассмот­реть свой­ства симп­тома в каче­стве свое­об­раз­ной струк­туры. Для него симп­том явля­ется энграм­мой постольку, поскольку он связан с воспро­из­ве­де­нием неко­его следа, остав­лен­ного в бессо­зна­тель­ном. Идея выве­сти «формулу пафоса» цели­ком и полно­стью из меха­низма возвра­ще­ния вытес­нен­ного пред­став­ля­ется весьма прямо­ли­ней­ной, особенно на фоне того, что может почерп­нуть из Земона уже совре­мен­ный чита­тель. Тем не менее имеет смысл взять на воору­же­ние част­ные харак­те­ри­стики симп­тома и в особен­но­сти то, в чем он прояв­ля­ется в изоб­ра­же­нии.

Примеры, приво­ди­мые Диди-Юберманом, каса­ются такого совре­мен­ного Варбургу явле­ния, как клини­че­ское изуче­ние исте­рии. Не вдава­ясь в подроб­но­сти концеп­ту­аль­ных разно­гла­сий между Шарко и Фрейдом по этому вопросу, рассмат­ри­ва­е­мых фран­цуз­ским теоре­ти­ком, оста­но­вимся на его толко­ва­нии симп­тома, как тот прояв­ля­ется у исте­ри­чек. Во-первых, в нем соеди­ня­ются проти­во­по­лож­но­сти — мужское и женское, что прояв­ля­ется в одновре­мен­но­сти проти­во­на­прав­лен­ных жестов и жела­ний: насиль­ствен­ного обна­же­ния (одна рука пыта­ется сорвать одежду) и стыд­ли­вого сокры­тия (другая прикры­вает тело). Такая вклю­чен­ность в разно­на­прав­лен­ное движе­ние обра­зует насто­я­щую «дина­мо­грамму». Во-вторых, симп­том разру­шает знако­вую полноту: он озна­чает несколько вещей одновре­менно и изме­ня­ется с тече­нием времени сам. Вытеснен­ные образы сосед­ствуют и всту­пают в обмен с теми, кото­рые их вытес­няют (как это проис­хо­дит в снови­де­ниях). Симптом посто­янно мигри­рует: фигура, кото­рую он прини­мает, свиде­тель­ствует только об одном — о произо­шед­шем заме­ще­нии. Стало быть, за ним кроется струк­тур­ная недо­сти­жи­мость. Если принять «формулу пафоса» за так поня­тый симп­том, то она наглядно демон­стри­рует одновре­мен­ность проти­во­по­лож­но­стей, не знаю­щих логи­че­ского разре­ше­ния, как высшую «пласти­че­скую интен­сив­ность». Итак, мы можем сделать общий вывод о том, что «формула пафоса», подан­ная в манере клас­си­че­ского психо­ана­лиза, разру­шает целост­ность изоб­ра­же­ния и вносит в него семи­о­ти­че­скую неопре­де­лён­ность. Это возвра­щает нас к поня­тию топоса, употреб­лён­ного Гертрудой Бинг.

В своём часто цити­ру­е­мом преди­сло­вии к итальян­скому изда­нию трудов Варбурга Бинг объяс­няет, что его попытка выде­лить отдель­ную фигуру в каче­стве «завер­шён­ной единицы тела, его поло­же­ния и обла­че­ния, не отни­мая и не отде­ляя от неё каких-либо стили­сти­че­ских особен­но­стей», очень похожа на усилия, пред­при­ни­ма­е­мые рито­ри­кой, когда она обра­ща­ется к неким конвен­циям или в точно­сти «топо­сам», кото­рые сооб­щают нам о наборе «выра­зи­тель­ных приё­мов», исполь­зу­е­мых в тот или иной исто­ри­че­ский момент. Таковые, и в этом заслуга Варбурга, обна­ру­жи­ва­ются не только в лите­ра­туре, но и в изоб­ра­зи­тель­ных искус­ствах. В самом деле, его излюб­лен­ная «нимфа» есть не что иное, как «топос», то есть гото­вое сред­ство, исполь­зу­е­мое для прида­ния изоб­ра­же­нию боль­шей выра­зи­тель­но­сти. И именно благо­даря этой услов­но­сти оно и прибли­жа­ется к отоб­ра­же­нию реаль­ной жизни. Но что здесь пони­ма­ется под «топо­сом»? В эпоху Бинг это уже «общее место», или «нечто аноним­ное», а именно безлич­ные «схемы мысли и выра­же­ния», свиде­тель­ству­ю­щие лишь об одном — о повто­ря­е­мо­сти в миро­вой лите­ра­туре (и в миро­вом изоб­ра­зи­тель­ном искус­стве) одних и тех же основ­ных моти­вов. Если продол­жить эту линию, то несложно убедиться в том, что Варбурга не инте­ре­сует ни эсте­ти­че­ская, ни куль­тур­ная ценность произ­ве­де­ний самих по себе. Его неожи­дан­ный взгляд сфоку­си­ро­ван на том, что, повто­ря­ясь, выпа­дает из эсте­тики, если пони­мать под этим окуль­ту­рен­ный, то есть приве­дён­ный к норме, опыт чувствен­ного воспри­я­тия. Наоборот, его волнует аффек­тив­ное постольку, поскольку, мигри­руя из одной эпохи и/или куль­туры в другую, оно предъ­яв­ляет нам наглядно, в види­мых формах — а это и есть «формулы пафоса» — моменты общно­сти помимо и поверх очевид­ных барье­ров. Если это и некий «оттиск», то множе­ствен­ных сил, действу­ю­щих одновре­менно в разных направ­ле­ниях.

И тут мы должны снова обра­титься к Земону. Я пред­ла­гаю рассмат­ри­вать «формулы пафоса», эти свое­об­раз­ные «общие места», как такую часть, кото­рая приво­дит в действие — акти­ви­зи­рует, пробуж­дает — оста­вав­ше­еся латент­ным целое (на языке Земона — комплекс энграмм). Иными словами, это и есть то разли­чи­мое, но неспе­ци­фи­че­ское место в изоб­ра­же­нии, благо­даря кото­рому откры­ва­ется доступ к опыту, непре­менно коллек­тив­ному, оста­вив­шему в нем свой «отпе­ча­ток». Иного доступа, чем через исполь­зо­ва­ние таких «анти­квар­ных» средств, по меткому выра­же­нию Бинг, мы не имеем. В самом деле, «формула пафоса» действует как возбу­ди­тель. Сама по себе она есть частич­ное, изоли­ро­ван­ное обра­зо­ва­ние, инкор­по­ри­ро­ван­ное в боль­шее целое, каким явля­ется изоб­ра­же­ние. Однако эта «формула» действует изоб­ра­же­нию напе­ре­кор. Если она и вскры­вает связи, то не те, что создают из изоб­ра­же­ния целост­ное и закон­чен­ное сооб­ще­ние, но такие, кото­рые начи­нают резо­ни­ро­вать во времени, совер­шенно как земо­нов­ские комплексы энграмм. Равнодуш­ная к конкрет­ным исто­ри­че­ским контек­стам, «формула пафоса» прояв­ляет их самих как входя­щие в непо­вто­ри­мые конфи­гу­ра­ции. Любые формаль­ные сред­ства впле­тены в ткань много­чис­лен­ных реаль­ных отно­ше­ний, давая выра­же­ние только неболь­шому их числу. Более того, все живое тесней­шим обра­зом взаи­мо­дей­ствует между собой, о чем знали есте­ство­ис­пы­та­тели конца XIX — начала ХХ века. Поэтому нас не должно удив­лять, что хотя радость и страх проти­во­по­ложны по своему содер­жа­нию, их интен­сив­ность одно­родна: «Формулы пафоса фикси­руют и демон­стри­руют напря­же­ние, а не содер­жа­ние стра­стей и собы­тий...». Pathosformeln раскры­вают саму чело­ве­че­скую память навстречу миру, кото­рый превос­хо­дит чело­ве­че­ское.

Опубликовать
Поделиться
Твитнуть

В данный момент наша афиша пустует!
Если вы хотите, чтобы анонс вашего мероприятия появился у нас на сайте, то напишите нам!